КЭТРИН СПАРРОУ
Пиратские решения
Перевод В. Полищук
читать дальше
Мэри Рид
(1692–1720)
Кто угодно почувствовал бы их пыл. Нет, это не образное выражение, от их присутствия атмосфера буквально накалялась, причем в весьма определенном смысле. А все потому, что от обоих исходила сила. Стоило Энн и Джеку (тогда их звали иначе, но по сути это были Энн и Джек) войти, и у вас просто крыша ехала от их пыла. Я серьезно. Рядом с ними даже те, кто никогда не то что не целовался и не обнимался – за ручки не держался на публике, начинали искать любой предлог, чтобы вдвоем запереться в ванной, а потом вернуться сплошь в засосах, с распухшими губами. И всегда все чуть ли не дрались за право сидеть рядом с Энн и Джеком, потому что от них исходил жар и оба всегда говорили то, что ты додумался бы или рискнул сказать еще очень не скоро.
Когда я только поступила во Флибустьерскую техническую команду, Энн и Джек вроде обрадовались, что в группе будет еще одна девчонка, но в остальном отнеслись ко мне довольно прохладно. Я то готова была пялиться на них из за своих очков в темной оправе хоть весь день напролет. Но потом настал момент, когда Энн взглянула на меня, а за ней и Джек, и нас вроде как швырнуло друг к другу. Понимаете, это как притяжение. Или как магия. Или будто высшие силы вмешались.
Кому незнакомо такое чувство, когда все твердишь себе, мол, не везет мне, в другом месте и других обстоятельствах все было бы лучше, увлекательнее, круче. Так вот, рядом с ними я ничего подобного не испытывала, ни о чем не тосковала, потому что именно рядом с ними я и ощущала себя там, где надо, тютелька в тютельку.
А началось все на каких то очередных вечерних посиделках. Нас всего трое и было, потому что остальные десять отправились на антивоенную демонстрацию. Мы трое только только переболели гриппом и предпочли отсиживаться в нашей берлоге – программировали до потери пульса двадцать часов подряд и так отупели, что уже думать не могли, ну и решили остановиться, пока мозги не задымились.
Мы приготовили знатный ужин в нашей запущенной кухоньке, а потом Джек выкопал откуда то из кладовки, из деревянного сундука, замшелую бутыль рома. Нормально, в нашем логове чего только не найдешь: как то раз нашли утягивающие колготки, в которых завелись мыши, а в другой – здоровенные потрескавшиеся банки ментолатума. Ром оказался – лучше не бывает, старый ром, без дураков: бутылка заткнута настоящей пробкой и вся в пылище и паутине, а внутри плещется темная жидкость, колышется, как густая лава.
Джек откупорил бутылку и сразу глотнул, даже не нюхая. Потом поцеловал Энн, а она – меня, липкими и сладкими губами, и я ощутила этот вкус – подгоревшей сливочной тянучки, а еще запах дубленой кожи. Вообще то, я не великий любитель выпивки, но тут меня разобрало со страшной силой, и я потребовала налить еще. Джек врубил музыку – поставил древнюю кассету с музыкой ска, где ударные так и отбивали ритм. Мы пустили бутылку по кругу, и на меня накатило иное опьянение. Ощущение было такое, будто изнутри идут жар и свет. Или как будто меня накачали гелием, точно воздушный шарик. Мне захотелось порхать, я готова была взлететь. Каждый очередной глоток рома змеился вниз по моему горлу, и я подскакивала на месте в такт ударным как бешеная.
– Еще?
– Ага!
Когда рома осталось едва на донышке, Джек уже раскачивался из стороны в сторону, словно плыл в лодке, Энн размахивала руками, точно дралась на ножах, а я подпрыгивала на месте как заведенная – сто прыжков в минуту, не меньше.
– Там что то на дне, – заявила Энн, глянув в горлышко, как в подзорную трубу. – Серое, вроде кости или кусочка дерева.
– Червяк, червяк! – радостно заорал Джек. – Выпить его немедленно! – И замолотил по своим барабанам бонго.
Энн запрокинула голову и единым махом осушила бутылку. Потом высунула язык – он от рома аж почернел, а посередке лежала какая то сморщенная дрянь. Энн раскусила это не пойми что, потом смачно поцеловала Джека, а Джек, в свою очередь, меня, причем взасос, и впихнул свой язык мне в рот. Нёбо, язык, зубы – все обволокло какой то плесневелой пылью, отдававшей смертью и тленом.
Мы все проглотили это и задохнулись – и принялись отчаянно ловить ртом воздух.
Я почувствовала, как горло мое безжалостно сдавливает конопляная петля, как вместе с драгоценным воздухом уходит из легких жизнь. Меня пробрала родильная горячка. Будь проклята эта жизнь, что так несправедливо коротка, а вместе с ней будь проклята Церковь, и все богачи, все важные лорды и леди, и сама Англия тоже пусть катится ко всем чертям, в тартарары! В пекло богачей, да здравствуют ром и шторма! Что это там – горизонт? А подать сюда этот горизонт, разрази меня гром! С воплем я испустила дух и погрузилась на дно морское, в самую гущу водорослей, в песок, в илистую муть – и воскресла. Вдохнув свежий воздух, я потрясенно уставилась на Джека и Энн. Мой Джек. Моя Энн. Каждый из нас понял, кто мы на самом деле. О, сладчайшая надежда, буйное веселье и танцы, а потом…
На следующее утро мы скачали все нужные морские карты (снимки со спутника), составили список поклажи, обсудили – не без споров, – какое судно нам нужно. Когда вся остальная команда вернулась домой из кутузки, где провела ночь после антивоенной манифестации, мы сообщили им, куда отправляемся. И показали на карте крошечную завитушку – островок в синих волнах Карибского моря, похожий на вопросительный знак.
– Исла д'Оро, Золотой остров, – объявили мы.
– Но у него нет официального названия. Он и на официальных картах не нанесен, – посыпались возражения.
– Тем не менее именно так он и называется.
– Ребята, вы спятили! Что компашке двинутых программистов делать на острове посреди Карибов?!
– А вот увидите, – загадочно ответили мы.
Нет, мы вовсе не рассчитывали, что остальные все бросят и рванут с нами, однако, выслушав нас, они моментально клюнули и принялись собирать манатки.
Мы упаковали чертову пропасть поклажи: тут были и серверы, и коробки, и солнечные батареи, а уж проводов и мониторов – просто гора. Все это мы погрузили на крышу нашего школьного автобуса и надежно привязали. Потом приволокли с помойки уйму дубовых досок – ободрали со всего, с чего только смогли, – и запихнули в багажник. Потом мы выбросили мобильники, часы и радио. И покатили на юго запад, держа курс на Флориду. Удивительно, но перегруженный автобус сдюжил и не развалился. Удивительно, но полиция нас пальцем не тронула. И заблудились мы по пути всего то раза два. Фортуна и ее младшая сестричка Удача благополучно привели нас в бухту Пенсакола.
Нашего красавца, наш шлюп, мы нашли на яхтенной пристани Брауна: какой то миллионер взялся было реставрировать старое парусное судно, но потом в одночасье разорился – да и повесился прямо тут же на боне, вот так шлюп и остался без хозяина. Мы купили его задешево и переименовали в «Месть Рэкхема». Толком отреставрировать прежний владелец его не успел, и смотреть там особенно было не на что: гнилой ванттрап, вся нижняя палуба в плесени, корма рассохлась, но кубрик в полном порядке, и мачты целые, гордо вздымаются в небо. С «вороньего гнезда» было видно, что построен шлюп на славу, да и по размерам что надо – как раз вместит нашу команду, всю чертову дюжину, и пожитки. Месяц мы все пахали как проклятые – латали, чинили, смолили, конопатили и вязали узлы с кулак величиной, и вот наконец судно готово к отплытию. Прежде чем поднять якорь и поставить паруса, мы с Энн на стропах подобрались к носовой фигуре – дряхлой русалке. Вдвоем мы сковырнули старушку и водрузили вместо нее нашего покровителя – удалого фавна с золочеными рожками, ухарски выпяченной мускулистой грудью и синими штанишками, которые так и распирал его третий рог. Джек как взглянул на фавна, так весь заалел, отчего портретное сходство лишь усилилось.
Мы поставили паруса – руками, изрезанными паклей, продубленными смолой, – и дружно грянули «ура», когда «Месть» во весь дух полетела на юго запад. Мы прокладывали курс по старинке, пользуясь секстантом и компасом, и учились моряцкой премудрости по ходу дела. Постепенно мы навострились удерживать равновесие на качающейся палубе, хотя и не обошлось без синяков и шишек. Вставало солнце, выплывала на небо луна, хлестал дождь, а неспокойное море все швыряло волны в борта корабля.
Каждый день мы старались изъясняться как заправские пираты. Началось это как игра, в шутку, но потом мы вошли во вкус. Все завели себе новые, пиратские имена, кроме нас с Энн и Джеком, потому что мы свои уже знали. В солнечную погоду мы, бывало, день напролет грелись на палубе да толковали о нашей миссии, а сами знай нашиваем поддельные заплатки на свои одежки. Мы развернули по всей палубе солнечные батареи и, как только Энн вместе с Заразой отыскали пиратскую лазейку на спутник, вышли в онлайн. Ну а дальше мы себе лениво программировали, изучали свои опции и занимались моделями данных.
До конечной цели мы добирались три недели – и какие три недели! Сплошная вода и такое ощущение, будто вся прочая суша затонула.
– Свистать всех наверх! По правому борту земля! – закричала из «вороньего гнезда» наш впередсмотрящий, деваха по кличке Цинга.
Наш остров все приближался, северо западный ветер нес нас прямехонько к Исла д'Оро.
– Бросай якорь! Шлюпки на воду! – хрипло проорала Энн.
На борту мы оставили двоих, а остальные расселись по шлюпкам и принялись грести к острову, который мерцал над океаном, как мираж, – точь в точь таким я увидела его под воздействием рома. Я свесилась за борт, опустила руку в воду, и волны ласкали кожу, а в прозрачной воде резвились желтые вуалехвостые рыбы и прозрачные медузы, помахивавшие щупальцами. Как только наша шлюпка подошла ближе к берегу, я прыгнула в воду и быстро поплыла – то баттерфляем, то кролем, торопясь поскорее добраться до вожделенной суши. И вот я плюхаюсь на песочек и поднимаю глаза к синему синему небу.
Когда остальные высадились, мы все вместе помчались к пальмам на холме. Тяжело дыша, пробежали через каменное плато и поднялись на гору на северной оконечности острова.
– Там! – убыстряя бег, крикнул Джек.
– Вон там! Белый камень под красной скалой! – добавила Энн.
Мы яростно пустили в ход лопаты и кирки. Потели, пели и не утратили надежды, даже когда углубились на пять футов, но все еще ничего не нашли. Десять футов, и земля посыпалась комьями, а из ямы поднялась вода. И наконец что то глухо стукнуло.
Вооружившись веревками и шкивами, мы вытащили из ямы ржавый железный сундук. Энн повернула ручку, нажала на три пластины, вделанные в крышку, и пнула замок. И крышка откинулась.
Сокровище! Наше, и только наше сокровище, прекрасное, великолепное, дивное! Оно лежало под землей в сундуке все это время и терпеливо поджидало нас. Изнемогая от вожделения, с пересохшим горлом, я пересчитала бутылки рома, поблескивавшие из темноты сундука. Команда воззрилась на нас, ожидая разрешения приступить к делу. Мы с Энн и Джеком благосклонно кивнули. Парни откупорили первую бутылку и пустили по кругу. Я наблюдала за ними с завистью, а когда очередь наконец дошла до меня, глотнула рому так жадно, точно лишь этот напиток, лишь он один на свете мог утолить мою жажду.
Джек собрал пустые бутылки, затолкал в них короткие послания, свернутые в трубочки, и по одной побросал все бутылки в море.
Энн Бонни
(1690–1723)
История перерезает веревку, соединяющую «тогда» с «теперь», и внушает нам, что прошлое слишком отлично от настоящего и потому нам его понять не дано. У нас отнимают наши истории, чтобы ослабить нас и заставить забыть, что мы боролись всегда. Но ром, благодатный ром, чудодейственный ром, возвращает нам память.
Представьте себе бунт на корабле, когда капитан слетел с катушек и вот вот положит кого то, кто вам по душе, может, парня, которого заставил вступить в шайку, – и тогда остальные ребята захватывают власть на корабле. В мире много прекрасного, и мятеж – одна из самых прекрасных вещей в мире.
Нам, конечно, повезло куда больше, чем историческим пиратам. У нас была возможность запастись питьевой водой, витамином С, провизией. Мы с Джеком и Мэри на этом настояли. Прочие сначала никак не могли взять в толк, к чему такая суета, но потом, когда они причастились рома и к ним вернулась память, они вспомнили цингу и тухлое мясо, которое пираты былых времен ели в темных трюмах, чтобы не видеть червей, и вспомнили чуму, которую заносили на корабли крысы, и то, как каждый день из тебя понемножку уходила жизнь от постоянного голода и жажды.
Странная это штука – вдруг обнаружить, какова твоя подлинная планида, удел, назначенный судьбой, или оказаться насильно втянутым в такую историю под давлением остальных, как в нашем случае. Наши друзья анархисты нуждались в нас, потому мы и приплыли на Золотой остров.
Мы здесь, чтобы найти пиратские решения для пиратских задачек, говаривал Джек, ну что ж, скажу я, определение не хуже любого другого. Мы приручили красноклювых ворон и надрессировали их предупреждать нас о приближении чужих судов. Мы тайком подключились к транскарибскому кабелю и сделали от него пиратскую отводку, чтобы установить связь. Мы по кусочкам составляли программное обеспечение, добиваясь реакции такой же надежной, как наша якорная цепь. Мы готовили все, что только могли поймать, – даже крошечных кальмаров. Мы грызли галеты.
Времени отчаянно не хватало. Я могла кодировать двенадцать часов кряду и лишь чуточку приблизиться к цели. Мы все продвигались медленно, это было как плыть против течения.
Как то раз я сидела у костра и задумчиво пересыпала песок в пальцах, а сама смотрела на воду. В голове мельтешили цифры, сердце точил страх: никогда, никогда у меня ничего не получится. Шальная запятая способна разрушить многодневный труд. Рядом со мной сидела Мэри. Короткие ее волосы успели отрасти, отчего в ней прибавилось девчачьего, но и свойственной ей потаенной хищности она не утратила. У Мэри всегда такой вид: мол, я, конечно, белая и пушистая, но зубки и коготки у меня наготове. Очень аппетитный вид, так бы и съела. Джек стоял неподалеку, трепался с близнецами – Грогом и Кортиком, но сам все поглядывал искоса в нашу сторону голодными глазами. Я уставилась на него в упор и не отводила взгляда, пока он не покраснел и не отвернулся. Знаю, Джек, что творится у тебя в голове – бродят там грязные мыслишки, – прочитать их легче легкого, все равно что порнокомикс.
Дред вальяжной походочкой двинулся по пляжу к сундуку с нашим сокровищем, склонился над ним, и длиннющие ямайские косицы, от которых и возникло его прозвище, рассыпались по загорелой спине. Он откупорил бутылку рома. Тут же, как по сигналу, подтянулась вся наша команда. И все, как один, изображали, будто, в сущности, им начхать на ром и никто не изводится от мысли, кому же достанется косточка на дне. И все мы притворялись. Мы были одержимы ромом. Осьминог передал по кругу блюдо с вялеными рыбешками.
Плюх, плюх, плюх. Волны разбивались о песок, и каждая следующая подползала ближе предыдущей – начинался прилив. Зрелище это напомнило мне о спирали истории, о том, что все в мире повторяется, но с небольшими разночтениями, и вот они то и меняют мир.
Рыжий ухватил гитару и забренчал какой то мотивчик, путаный, обрывочный, – не мелодия, а месиво аккордов. Играя, он жевал кончик своей рыжей бороды. Я глотнула рому и передала бутылку дальше. Косточка досталась Бешеному Кашалоту, и он медленно разжевал ее, глядя в никуда. От рома вся реальность искажается, но косточка выворачивает душу наизнанку и необратимо меняет ее.
Мы откупорили еще одну бутылку. Цинга наделала самокруток из трубочного табака, и воздух наполнился запахом дыма и соли. Джек застучал по своим барабанам бонго и запел. Песня была без слов – просто завывающая мелодия. Зараза поймала мотив и запела об океанских волнах, о криках чаек, о свободе добиться невозможного. Может, песня была и не шедевр, зато наша, и только наша.
Ром морским молоком наполнил мое горло. Я стояла и раскачивалась в такт песне, набиравшей обороты. Я закружилась вокруг костра, глядя на пляшущие языки пламени, и с каждым движением все заботы и тревоги таяли и таяли, и я уже не думала ни о коде, ни о других хакерских заморочках. Поймав ритм, я завертелась, что твой дервиш в трансе, – попробуй останови, как необоримый вирус в системе. За мной повскакали с песка остальные, и вот уже мы все кружимся в яростной пляске, поминальной пляске по тем, кто погиб молодым и не успел ничего сделать в мире. Мы бранились на чем свет стоит, мы посылали проклятия этому миру. Песня звучала все громче. Мы подпрыгивали так отчаянно, словно старались побороть земное притяжение, и затем бешено топали ногами по песку. Грог плясал лицом к лицу с Цингой, их обветренные, обожженные солнцем физиономии, казалось, излучали какой то собственный свет, и эти двое все сближались, сближались, пока не повалились наземь, не сплелись и не откатились в темноту, откуда понеслись громкие звериные звуки.
Мэри с разбегу перепрыгнула костер, играя со смертью, – перепрыгнула удачно, но тут же простерла длинные кружевные манжеты, что закрывали пальцы, прямо над огнем, испытывая опасность, упиваясь риском, а когда они загорелись – конечно, они загорелись, – Мэри с радостным визгом воздела руки над головой, будто феникс – огненные крылья, и понеслась к морю. Я помчалась за ней и увидела, как морские волны погасили два пылающих крыла. Мэри обернулась и посмотрела на меня, и лицо ее пылало внутренним огнем. Она засмеялась, засмеялась так, что я тотчас ринулась в воду и вынырнула уже рядом с ней. Джек зашлепал по мелководью к нам, замедлил шаг, глядя, как мы сдираем друг с друга одежду, а потом скользящие, прохладные объятия моря завладели нами троими, и мы закувыркались в волнах, не разбиравших, кто где. И с каждым касанием оба моих любовника твердили: «Это безумие, но это наша судьба».
На следующее утро я проснулась на пляже, с чугунной головой и пересохшим ртом. Остальные валялись по всему пляжу голышом, безвольные, обмякшие, как водоросли. Над головой у меня заметалась птица. Снова и снова надрывное карканье, мелькают черные крылья. Один из наших сторожевых воронов.
Заслонив глаза от низкого утреннего солнца, я всмотрелась в горизонт. Там, вдали, на всех парусах несся корабль. Такой же, как наша «Месть», – будто вынырнувший из былых времен, из глубокой старины, и он мчался прямо к острову. Мчался так, будто спешил к родному берегу. Дело принимает интересный оборот, или я съем свою треуголку и закушу пробкой от рома.
Джек Рэкхем
(1691–1720)
Корабль показался на горизонте утром и неуклонно держал курс на остров, мозоля нам глаза. Тьфу тьфу тьфу, трижды сплюнем через левое плечо и постучим по дереву! Кракена на тебя нет, так и прет к нам! Чем ближе корабль подходил к острову, тем внушительнее выглядел, пока наконец мы не убедились, что он в три раза превосходит нашу «Месть». Вблизи он оказался шхуной под черными как ночь парусами, а на палубе толпились златокожие китайцы.
Ох и хороша же шхуна! Я возжелал ее, едва рассмотрел как следует. Да, чтобы на ней стояла наша команда и чтобы это мы поднимали ее ночные паруса. Я возжелал ее, как никогда, и ничего, и никого не желал раньше за всю свою жизнь.
Чья то рука обвила меня за пояс и потянула назад, мол, хватит пялиться.
– Корабль вроде нашего, – вкрадчиво шепнула мне на ухо Энн. – Тоже старинный, Джек. Подумай головой, а?
Я обернулся к ней и галантно подмигнул.
– Что, уже успел хлебнуть рому? – спросила она.
– Кто знает, кто знает.
– Лучше отложи выпивку до тех пор, пока мы с ними не столкуемся.
Я кивнул. Она рассуждала разумно, и слова ее вернули меня с небес на землю. Ох уж эти пиратские мысли! Так соблазнительны, что стоит впустить их в голову, как от них не избавишься.
– Да, конечно, извини, не подумал, – согласился я.
Энн шутливо, но сильно, до синяка, пихнула меня кулаком в бок, а потом направилась к Мэри, которая, смешно наморщив свой прелестный носик, тоже смотрела на горизонт.
Мы выжидали. И только когда убедились, что шхуна действительно подходит к острову, что это не какой нибудь тематический карнавальный круиз для туристов, которым захотелось адреналинчику – «Почувствуй себя пиратом!» – и не рыбачье судно, так вот, только тогда мы распределились по шлюпкам и поспешили на борт нашей «Мести», казавшейся совсем крошкой рядом с этим гигантом. Если чужаки хотят драться, сражение будет на воде, и никак иначе. Но кто знает, вдруг они окажутся друзьями, а не врагами?
Я застегнул коленкоровый камзол поверх полосатой рубашки и взялся за румпель. Я покачивался в такт и в лад колыханию волн и вдыхал соленый мускус моря.
– Поднять паруса, все, от носа к корме! – скомандовал я, и эти древние слова обожгли мне язык, как перец. Древние слова, которые когда то произносили сотни тех, кто теперь мертв.
Мы стрелой мчались к левому борту судна. Меня вновь обожгло вожделение, я хотел этот корабль, и точка, но на этот раз я придавил в себе желание – так уминают пальцем табак в трубке. Пусть тлеет потихоньку.
– Крепи паруса! – приказал я.
Расстояние между нами и чужаками стремительно сокращалось. И вот я увидел, как на капитанском мостике – ноги широко расставлены – возникла фигура в щегольских алых шелках, особенно ярких на фоне черных парусов. Незнакомец указал на меня.
– Мы хотим присоединиться к вам, – с сильнейшим акцентом проревел голос, усиленный рупором, а потом повторил то же самое по китайски.
– Они явились за нашим сокровищем! – рявкнул я, точнее, мое пиратское «я», а более благоразумная часть меня добавила: – А может, и нет.
Я поднял бутылку, но вовремя вспомнил, что пообещал Энн пока не пить.
Внезапно ветер стих, и паруса наши безжизненно повисли.
– Нет! – прорычал я и погрозил кулаком небесам, осыпая их страшными проклятиями.
Но не небо подвело меня и не судьба: паруса опустила моя команда, и она же приготовилась спустить на воду шлюпку. Я грозно нахмурился в сторону китайцев, но не успел отдать приказ, как Энн вперила в меня повелительный взгляд и прошипела:
– Успокойся ты! Остынь!
Только увидев, что капитан чужаков, сверкая красным, садится в шлюпку, я шагнул в нашу шлюпку и согласился, чтобы ее спустили на воду.
Энн, Мэри, Дред и я погребли навстречу китайцам. Влажные клочья морской пены летели мне в лицо. И шлюпка у них тоже хороша, отметило мое пиратское «я». Коли не заполучить их шхуну, почему не забрать хотя бы шлюпку?
«Цыц!» – прикрикнул я мысленно на пирата, упорно гнувшего свое, но он не унимался и смотрел из моих глаз, изнемогая от вожделения, смотрел на чужое судно.
Мы подтянули шлюпки друг к другу. Капитан в алом шагнул вперед, я уставился на его грудь. То есть на ее грудь. Померещилось? Нет! Этой роскошной шхуной командовала баба!
Я вздохнул. Ну, подумаешь, велика важность. А за парня я ее поначалу принял потому, что башка бритая и шрам через всю черепушку.
– Капитан Джек, – выдавил я и заставил себя коротко поклониться.
– Капитан Чин, – кивнула она.
– Капитан Шмапитан, – вставила Энн, ехидно сверкнув глазами.
– Не желаете ли испить чаю? – предложила Чин на очень очень аккуратном английском.
Я то приготовился к кулачному бою или поединку на шпагах, но чаепитие?!
– Э э… да, не откажусь.
Она извлекла из складок своего одеяния стеклянную фляжку и протянула мне. Чай был черен как смоль и отдавал древесиной. Но когда я поднес фляжку к губам, то расслышал, как внутри что то плюхнулось и легонько стукнуло о стенку. А потом жидкость потекла мне в горло, и меня захлестнуло знакомое желание.
Чай оказался смешан с тем самым ромом, таким же, как наш!
– Ого, – только и сказал я в замешательстве, не зная, как быть.
Энн споро отобрала у меня бутылку, отхлебнула, передала дальше.
Китайцы высадились на берег первыми. Мы нагнали их, когда они откатили валун на холме, неподалеку от нашего клада, и извлекли свой собственный сундук с ромом.
А потом поведали нам свою историю. Их команда, «Буку», нашла на пляже старинную бутыль с ромом. Внутри находилось послание, то самое, что написал я сам. На следующий день они обнаружили бутылку рома в казенной квартирке Чин. После чего, испробовав питья, бросили все свои разработки государственной важности (а это был проект по созданию автономных киберпространств внутри Великой Китайской Огненной Стены) и ринулись сюда – в точности как мы. Все они были бритоголовые и в очочках, что твои ботаники.
Мы толпились друг против друга, как робеющие щенята, которые отчаянно желают поиграть. Потом Бешеный Кашалот не выдержал и показал одной из китаяночек программу, над которой работал. Она тут же указала ему на ошибку, отпихнула от компьютера и запорхала крошечными пальчиками по клавиатуре, исправляя ее.
Неловкость и смущение растаяли, как тает пена, оставленная прибоем на прибрежном песке. Мы сгрудились вокруг компьютеров и с той минуты с легкостью объяснялись на языке, объединявшем нас. У меня просто сердце таяло от всей этой сплоченности и взаимопонимания.
Но назавтра на горизонте показался еще корабль, а за ним и другой, и третий. Их становилось все больше, они стекались к острову, будто мигрирующие гагарки, и на борту каждого была команда таких же двинутых программистов, как мы.
«Мародеры», «Корсары», «Неверные», «Пьерас Ноблас», и еще, и еще – они собирались к острову дюжинами. Каждая команда получила мое послание. Каждая отыскивала на острове свой собственный сундук рома, и каждая владела своими секретами, столь важными для нашего общего дела, для нашей миссии.
Немецкие пираты – пузатые краснорожие ребята – сколотили свой корабль из ящиков. Французы оказались развеселой компанией трансвеститов, не задерживавшихся подолгу ни на одной службе. С собой они притаранили уйму вонючих сыров. Суровые кубинцы прибыли на баржах – плавучих домах и с изрядным запасом сигар. Индийцы привезли пряности. И все, все до единого твердо знали, что призвало их на Золотой остров, и ни разу не вспыхнула не то что драка – спор. Какой ерундой казался ром в сравнении с настоящим сокровищем, которое мы намеревались заполучить!
По вечерам все капитаны объединялись – писали послания, заталкивали их в пустые бутылки и бросали в море. Послания звучали предельно просто: «Присоединяйтесь, господа!»
Корабли все прибывали. Все новые силуэты вырисовывались на фоне неба в лучах заходящего солнца. Я смотрел на них, и в сознании моем всплывали чужие воспоминания, печальные воспоминания – о проигранных битвах, о сотнях погибших, что нашли покой на дне морском, о слишком короткой и бурной жизни. Я не отводил глаз от горизонта и думал: а не кончится ли и эта история холодной водной могилой или же свадьбой с деревянной вдовой?
Сэм Флауэрс
(Наши дни)
Падение похоже на полет, а вспоротый воздух – на свободу. Плюх! Я тяжело ударился о воду, но она тут же перестала казаться твердой и обволокла меня нежнее нежного. Я погрузился было, но потом, удивив сам себя волей к жизни, рванулся на поверхность, отчаянно борясь за жизнь. Проклятые инстинкты возобладали. Голова моя поплавком закачалась над волнами, и я увидел, как круизный лайнер удаляется, скользит прочь в мириадах огней. Тут то я пожалел о своем намерении покончить с собой.
Черт! Черт! Черт! Надо было остаться на судне. Лучше бы таблеток наглотался, в самом то деле.
Я лежал в соленой воде и пялился на толстые крупные звезды. Что я здесь делаю? Почему вокруг так пусто? Подо мной, выталкивая из под воды, поднялся целый пласт коричневых атлантических водорослей, и я поплыл на этом плоту по воле волн, как на волшебном ковре, полном блох. Прошла ночь, встало солнце и начало невыносимо палить меня.
Вся жизнь прокручивалась передо мной, как бессюжетный французский фильм: подружки нет, работа конторская, унылая, волосы жиденькие.
Никому ты не был нужен на всем белом свете. Ничегошеньки собой не представлял.
Господи, это ты мне такое говоришь? А что так зло, я не понял! Впрочем, примерно этого я и ожидал.
Я глотнул соленой воды и заплакал. Я обобрал морских мух со своих причиндалов и стал разглядывать их. Приплыли дельфины и начали бодать меня лобастыми головами. При этом они издавали идиотские дельфиньи звуки. Потом сжали в челюстях краешек моего плота и потащили его за собой.
– Слушайте, я вашего брата не очень то люблю, – проскрипел я дельфинам, но они плыли себе по каким то своим дельфиньим резонам и чихать на меня хотели.
Мне казалось, что голова у меня превратилась в гнилой арбуз, а руки раздуло, так что они стали как калебасы, а соски распухли и сделались с вишню каждый.
– Когда я наконец подохну? – спросил я дельфинов, но в ответ услышал все то же дурацкое «гульк гульк».
Я пил морское мартини и болтал со всеми девушками, которых никогда не целовал. У всех них поголовно груди были что дыни, а сами они были покрыты поблескивающими чешуйками. И когда только все девушки на свете успели превратиться в русалок? Потом русалки обернулись пиратами и окружили меня. Одежда на них выцвела от солнца и побелела от морской соли, лица тоже, и они уставились на меня водянистыми глазами.
– Капитан Ситцевый Джек, – сказал один и махнул передо мной треуголкой. – Гульк?
– Отвали, – просипел я.
– Энн Бонни, – произнесла другая пиратка и плюнула в меня морской пеной.
– Мэри Рид, – добавила третья и выстрелила в меня обломками кораблекрушения – мокрой щепой и клочками канатов.
– Бешеный Кашалот.
– Грог.
– Кортик.
– Дред.
Всего их была чертова дюжина, и обращались они ко мне как живые, настоящие, будто и не призраки. Я засмеялся над ними и попытался утонуть.
– Эй, разбудите его, ему надо попить воды.
– Думаешь, он тоже нашел бутылку?
– Нет, не похоже.
– Может, бросить его обратно в море, а?
– Это вы меня собираетесь бросить? О черт, мне и так хреново, – распухшими, ватными губами проговорил я.
Надо мной колыхались пальмовые листья, навевали прохладу.
– О, заговорил. Привет!
Надо мной наклонилась дамочка моего возраста и не слишком нежно шевельнула меня ногой.
– Э э э… так я жив?
– Угу. Я Энн, а вот она – Мэри.
Подошла вторая. Обе загорелые до черноты, будто все лето провалялись на пляже. Никаких вам чешуйчатых хвостов, нормальные ноги, а мордашки счастливые, довольные. Мне они не понравились.
– Я спрыгнул с круизного лайнера. Потом дельфины притащили меня сюда. Зачем то. Лучше бы бросили помирать. Лучше бы мне утонуть.
– Потрясающая история! – процедила Мэри.
– Ну, он очухался? – Это подошел их главный и обнял обеих девиц. Он мне тоже сразу не понравился. – Привет, я Джек.
– Потрясающе, – уронил я и сел.
Рядом со мной валялась темная бутыль. Я схватил ее и сделал добрый глоток.
– Ты что, это же не вода! – воскликнул Джек, но ром уже обжег мне горло.
Я глянул на них и увидел выбеленных солью и ветрами пиратов. Картинка замерцала и пропала.
– Ах вы полоумные флибустьеры! – сказал я и сообразил, что понятия не имею, кто такие флибустьеры.
Энн принесла мне воды, тоже в бутылке, я попил, но бутылку с ромом им не отдал. Потом шатаясь поднялся, в каждой руке по бутылке, и увидел сотни психов компьютерщиков, двинутых программистов, сосредоточенно согнутых над своими машинами, тщательно укутанными в прозрачную пленку. Ну и уроды! Кто слишком жирный, кто, наоборот, скелет скелетом, и все, как на подбор, немытые. По песку тянулись, переплетаясь, сотни же кабелей.
– Господи Боженька ты мой, ну ты и шутник! – Я возвел глаза к небу. – Подстроил, чтобы меня захватили придурки программисты? Ничего лучше не придумал?
Мэри, Энн и Джек разбрелись к свободным клавиатурам и мониторам.
– Та ак, пошла, пошла, родимая! – радостно заорал какой то мужик в розовой рубашке.
– Бей их сильнее! Вирусами их, вирусами! Чтоб был полный хаос! А потом мятеж! А потом свобода!
– Активировать псевдоавтономную сеть!
– Активирована!
– Включить водоотвод! Запускаем веганов!
И все забарабанили по клавишам. Рожи у них при этом были радостные, ликующие, и меня это разозлило как не знаю что.
– Да вы просто орава идиотов! – сказал я и поднес к губам бутылку.
Вообще то, я хотел глотнуть воды, но перепутал бутылки и отпил еще рому.
Я покачнулся и чуть не упал на палубу, которая и так ходила под ногами ходуном.
В чем дело?!
Я огляделся и увидел, что я на пиратском корабле, а на мачте развевается «веселый роджер», а вокруг просоленные пираты ставят паруса, бойко карабкаются по вантам, вяжут узлы, и на нас несется огромная волна. Шестеро мужчин, напрягая все силы, ворочали тяжеленную пушку – вот подтолкнули к борту, вогнали клинья под колеса и, чудом удерживая равновесие, кинулись к следующей. Капитан смотрел в подзорную трубу и стоял, опершись одной ногой о деревянный сундук. Когда он опустил трубу, я узнал в нем Джека.
Хватаясь за все, что попадалось под руку, я проковылял к нему и сказал:
– Не понимаю, что творится!
Он ощерился и сунул подзорную трубу в карман, потом ухватил штурвал и резко повернул его вправо.
Я проследил его взгляд и увидел корабли под георгиевским флагом.
Англия?
– Мы что, сражаемся против Англии?
Джек вскинул свой древний пистолет и выстрелил. Потом обернулся ко мне и сказал:
– Погибнуть в морском сражении – не самая легкая смерть. Так что молись, братец, если тебе есть о чем молиться, – чтобы умереть с миром.
Корабль вновь качнуло, да так, что желудок у меня подлетел к горлу. Краем глаза я увидел слева по борту еще один корабль, который шел вровень с нашим, шел под линялым красным флагом. Справа от нас стремительно несся другой. Может, это и есть смерть? Может, это у меня такие предсмертные видения? Пусть будет так. Ох нет, пусть я лучше ошибаюсь.
Когда корабль взлетел на гребень следующей волны, я рухнул на занозистую палубу.
То есть не на палубу. Колени мои с силой ударились в горячий песок.
– Это не галлюцинации, – произнес я. – Это я, наверное, умираю.
Но ни один из них даже не оторвался от компьютера. Я поднялся и принялся бродить, а они и ухом не вели, знай себе стучат по клавишам, и над пляжем разносится сухой такой скребущий звук, точно тысячи крабов бегут по песку.
Какая то девица крикнула:
– Глубинные проблемы автономной сети!
– Она не выдерживает нагрузки? Замедлилась передача данных?
– Нет, работает, но черепашьим темпом! Нужно подождать, тогда мы вклинимся и зададим жару кракену.
– Как же, зададите вы, головорезы, разрази меня гром! – буркнул я и понял, что от рома стал как то странно изъясняться.
Вокруг поднялся гомон, и я вновь очутился на борту пиратского корабля. На нас шел огромный британский галеон. По сравнению с ним наше судно казалось жалкой скорлупкой, а мы – комариками. И другие суда наших соратников тоже брали в клещи такие же мощные галеоны.
С нижних палуб британского судна выдвинулись черные рыла пушек. Оглушительный залп сотряс воздух, за ним еще два. Наш корабль качнуло, все заволокло клубами дыма. Один из пиратов лежал на палубе, с обрубками вместо ног, и пронзительно, надрывно кричал. Другой вспыхнул, как факел, и сиганул за борт.
Джек нахмурился и поднял пистоль. Еще один выстрел в сторону галеона.
Бух! Полетела щепа.
Бух! Ядро ударило в мачту, и дерево застонало.
Бух! Еще двое убитых.
Наш корабль начал тонуть. Пираты подобрались к одной из пушек и зарядили ее, и ядро полетело в галеон, потом еще и еще. Бух! Бух! В цель! И еще раз в цель!
Но мы все равно тонули, и британцы все равно бомбили нас без всякой жалости. Я кинулся к Джеку:
– Что мне делать?
Ничего.
Потому что я опять стоял на пляже, голова у меня шла кругом, и я с трудом понимал, как сюда попал и на каком я свете.
– Умираю! – простонал я и на этот раз приложился к правильной бутылке – с водой.
Мимо пушечным ядром пролетел чернявый парень, сыпля итальянскими проклятиями. Он закинул свой ноутбук в море.
– Усильте маскировку! Нам перекрывают питание! – Одна из пираток подняла голову от монитора и тотчас уткнулась обратно.
– Передача замедляется! Связь повреждена!
– Держитесь! Не отключайтесь, пока она работает хотя бы в четверть силы!
Новый глоток рома отыскал путь к моему рту. Готов поклясться, я даже не поднимал бутылку, но ром уже тек прямо в горло.
Через борт пиратского корабля перехлестнула волна, она слизнула меня огромным холодным языком и швырнула в океан. Вокруг, в кипящих водах, кричали и тонули десятки пиратов.
Бух! Очередное ядро пробило еще одну дыру в борту нашего корабля.
Бух! Наша мачта сломалась и рухнула.
Галеон развернулся и двинулся прочь, оставив нас погибать в пучине. Кто то вцепился в мою руку – подросток, совсем ребенок. Нас обоих накрыло волной, а когда я вынырнул и прокашлялся, его уже не было. Следующая волна оказалась еще сильнее, и мне уже не удалось всплыть – я вдохнул соленую воду, грудь у меня разрывало от боли, я боролся хотя бы за глоточек воздуха, но тщетно. Я погружался в воду, которая делалась все темнее и темнее. Опустился на дно и умер. «Наконец то, – успел подумать я остатками сознания. – Наконец то».
Но нет. Как бы не так.
Я упал на палубу другого пиратского судна. На мостике стояла женщина капитан и со слезами на глазах уводила свой корабль от тонущих соратников, уводила от гибели и опасности, невидимый для врага. Мы обогнули остров, пока не скрылись из виду, и она поспешила к массивному сундуку, что стоял на палубе. Опустилась на колени и откинула крышку. Подойдя ближе, я увидел, что сундук битком набит какими то свитками. Очутившись на дальнем конце острова, мы вошли в бухту, где стояли на якоре несколько пиратских кораблей, – вошли под аплодисменты и приветственные крики.
Я очнулся оттого, что по лицу у меня стекала вода. Я разомкнул губы и стал жадно пить. Напившись, я оттолкнул фляжку. Мэри помогла мне сесть, улыбнулась – и я увидел ее тайное пиратское «я», которое мерцало сквозь нее, озаряло ее внутренним светом, пробивавшимся из самого сердца. Рядом с ней стояли Энн и Джек, усталые, но целые и невредимые.
А позади них повсюду валялись брошенные компьютеры и перепутанные, как лианы, провода. До меня донеслись музыка, пение, вопли – под пальмами праздновали победу.
– Что случилось то? – с трудом спросил я.
– Битва. Наши победили.
– Сумели нелегально подключиться и на часок другой перекрыли Интернет. Напугали всех до чертиков. – Мэри ухмыльнулась до ушей. – Настоящая диверсия.
– Но прежде чем он схлопнулся, мы успели взломать кое какие счета на Кайманах, перевели деньги, куда нам было надо, а потом стерли все записи – словом, замели следы. Это было самое сложное, но китайцы с марокканцами помогли со взломом. Мы украли несколько островов!
– Как это так?
– Семьдесят четыре необитаемых острова, – похвалился Джек, сияя улыбкой. – Так пожелали наши старые друзья. Да и мы сами хотели того же. Чтобы у нас был дом, пристанище для всех хакеров на свете. Скоро подтянутся еще корабли.
– Да уж, они там не сразу расчухают, что мы провернули, – гордо заявила Мэри. – А пока разберутся, мы уже успеем подготовиться к новому натиску.
– Погодите, но я ведь отчетливо видел морское сражение.
– А как же, – кивнул Джек, – кровопролитное и ужасное. Выпить хочешь? – Он протянул мне бутылку, на самом донышке едва едва плескались остатки рома.
Пить я больше не хотел, но взял бутылку и отхлебнул. Кусочек кости скользнул мне в рот. Мгновение я медлил, затем раскусил его. Петля затянулась вокруг моей шеи, ноги тщетно дергались, ища опору, а богатые лорды и леди смотрели на висельника и рукоплескали. Испуская последний вздох, я послал им цветистое проклятие. Потом хватка ослабла, и я возродился. В основу рассказа положены образы реально существовавших пиратов – Энн Бонни
(у нас её обычно называют Энн Бони), Мэри Рид и Джека Рэкхема, по прозвищу Ситцевый Джек, захваченных у берегов Ямайки в 1720 году.
Источник -
антология "Пиратское фэнтези" (составители Энн и Джефф Вандермеер).